Прежде всего, должна быть пьеса: без пьесы нет спек­такля. Театр ищет пьес сценичных, т. е. отвечающих тре­бованиям интересного, живо воспринимаемого сценичес­кого зрелища. Не возникает вопроса о том, что пьеса для те­атра не нужна, что театру нечего делать с драматической литературой, что достаточно, если будет существовать только искусство «обработки сценического зрелища». Потому что драма­тургия театра – это не «литературное сырье» или «полуфабри­кат» для сценического спектакля, а полноценное искусство. Дра­матическое произведение, осуществляя связь литературы и теат­ра, синтезирует законы и методы создания сценического зрелища, опыт литературы в построении сюжета, в изображении харак­теров, в искусстве словесного выражения.

Ведущая роль драматургии в театре не только не ума­ляет значения последнего как специфического искусства показа зрелища, но, наоборот, обогащает искусство теат­ра, наполняет его глубоким идейным содержанием.

Бывавшие в истории протесты против литературы («литературщины») в театре, живописи и поиски форм «чистого» театра, «чистой» живописи обычно свидетель­ствовали о попытках заменить искусство формальным эк­спериментаторством, лишить художественное творче­ство идейного содержания.

В свете только что высказанных мыслей нас сразу дол­жно заставить насторожиться положение Бэла Балаш в его книге «Видимый человек»: «Фильму нечего делить с литературой. Режиссера и актера фильма, например, мож­но сравнить с импровизаторами, которые получают от автора-сценариста только идею, только краткое общее со­держание; текст же они создают для себя сами».

Совсем как в театре импровизации. Однако, выступая в свое время с этой по внешности радикальной, хотя по сути и не очень оригинальной точкой зрения, Бэла Балаш не до конца был последователен. Он говорил об авторе-сценаристе. Но ведь совершенно ясно, что для того, что­бы предложить идею или краткое общее содержание, не нужно никакого автора-сценариста. Последовательное проведение этой точки зрения приводило к отрицанию автора-сценариста (кинодраматурга) и его кинопроизве­дения (сценария, кинопьесы) и, наконец, теории кино­пьесы (кинодраматургии).

Мы не останавливались бы специально на старых выс­казываниях Бэла Балаш по интересующим нас вопро­сам, — высказываниях, от которых он впоследствии ото­шел, — если бы они были фактом только его личной био­графии, его личных увлечений и заблуждений. Но в своей книге Балаш выражал тенденции, в свое время злобод­невные в теории и практике кинопроизводства, до кон­ца не изжитые и по настоящий день. Его взгляды смыка­лись со взглядами таких советских мастеров, как С.М. Эй­зенштейн, В.И. Пудовкин и др.

«Сценарий, — писал в свое время С.М. Эйзенштейн, — по существу его не оформление материала, а стадия состо­яния материала».

«Сценарий не драма. Драма — самостоятельная цен­ность и вне ее действенно-театрального оформления.

Сценарий же — это только стенограмма эмоционально­го порыва, стремящегося воплотиться в нагромождении зрительных образов…

Сценарий — это шифр. Шифр, передаваемый одним темпераментом другому.

Автор своими средствами запечатлевает в сценарии ритм своей концепции.

Приходит режиссер и переводит ритм этой концепции на свой язык.

На киноязык.

Находит кинематографический эквивалент литературному высказыванию.

В этом — корень дела.

А вовсе не в переложении в цепь картин анекдотичес­кой цепи событий сценария.

Никаких оков оптического изложения фактов мы не призна­ем…» («О форме сценария», Бюллетень Берлинского тор­гпредства № 1—2, 1929. Курсив мой. — В. Т.)

Вот в этом непризнании «никаких оков оптического изложения» (т.е. изложения сценария с установкой на кон­кретный «язык экрана») С.М. Эйзенштейн и смыкался вплотную со старой точкой зрения Бэла Балаш. И хотя С.М. Эйзенштейн несколько иначе, чем Балаш, расценивал то, что дает режиссеру автор, но это различие было ско­рее в способах выражения, чем по существу. Заявляя о своем уважении к литературе, Эйзенштейн в то же вре­мя делал ей строгое предупреждение: руки прочь от кине­матографической специфики, от конкретной кинематогра­фической формы; настоящее кинооформление материа­ла — дело режиссера; не покушайтесь на писание кинопьес, пишите «киноновеллы» или «стенограммы эмоционально­го порыва» и помните, что режиссер их будет рассматри­вать не как оформление материала, а как стадию состояния материала, или, другими словами, как полуфабрикат.

Разрушающая кинодраматургию старая точка зрения Балаш и дожившая почти до наших дней точка зрения Эйзенштейна до известной степени оправдывались и под­креплялись в свое время практикой значительной части кинодраматургов.

Среди некоторой части сценаристов существовало представление о сценарии как о проекте или плане буду­щей картины (так, например, определил сценарий В.Б. Шкловский в своей книге «Как писать сценарий»).

Это определение, на первый взгляд невинное, на са­мом деле сразу и безоговорочно утверждало за сценари­ем то качество полуфабриката – «стадии состояния матери­ала» для режиссера, — о котором говорил Эйзенштейн.

Отвечая на ошибочные требования создания полуфаб­риката, а не полноценного произведения кинодраматур­гии, некоторые сценаристы ограничивали свою задачу поверхностным схематическим изложением сюжетов, иногда разукрашенным отдельными интересными кадрами или монтажными приемами, но лишенным глубокого идейного содержания, полноценных характеров, яркого и напряженного развития действия.

Таким образом, на противоположных полюсах сценар­ной практики возникли две неполноценные формы сце­нария:

1. Сценарий «технологический»  (проект, план кино­картины), не использующий опыта литературы в полно­ценном   изображении   событий,   характеров   и   всех средств,   предоставляемых   ему  искусством   словесного выражения, для доведения схемы-плана до полноты и за­вершенности художественного произведения.

2. Сценарий «эмоциональный», неполноценный с точ­ки зрения кинематографических требований; сценарий, в котором средства словесного выражения используются без ответственной и ясной ориентировки на кинопроиз­ведение, на последующую реализацию его на экране.

Обе эти формы сценариев были далеки от требова­ний, предъявляемых к полноценной кинодраматургии.

Но может ли вообще существовать авторский сцена­рий, «авторская» кинопьеса в том же качестве, что и теат­ральная пьеса? Конечно, да. Это вопрос разделения труда писателя-кинодраматурга и режиссера и специализации ки­нодраматурга, литературные произведения которого ори­ентируются на экранную реализацию, так же как театраль­ная пьеса ориентирована на реализацию сценическую.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

Тоже интересно