Такси-блюз. Сценарий

Шлыков стоял перед стеклянной стеной, разгораживаю­щей дежурную часть милиции. Стекло делило мир пополам: там, где топтался Шлыков, была свобода, а за стеклом, совсем рядом, деревянная скамья с задержанными. На одном конце ее, вобрав голову в плечи, сидел встрепанный Леша, глядя прямо перед собой круглыми немигающими глазами. На дру­гом конце, на самом краешке скамьи сидела баба лет пятиде­сяти и выла, и по вою ее чувствовалось, что она может так си-

деть и выть вечно. Дежурный тоже был там, за стеклом и разговаривал  со Шлыковым через узкую, как амбразура, щель.

— Написали? — спросил он,

— А почему я должен это писать? — ответил вопросом на

вопрос ШЛЫКОВ.

— Повторяю вторично: вы к нам были доставлены. Значит, есть два варианта: или вы пишете нам заявление, или мы пишем на вас.

— А по-тихому нельзя?

— Я вам каким языком объясняю? Я вам русским языком объясняю: или вы пострадавший, или соучастник. Вы будете заявлять на Селиверстова?

— А что писать-то? — спросил Шлыков.

— Что ты как маленький! Пиши: такого-то числа в Проточном переулке на меня напал гражданин в состоянии алкогольного опьянения…

За стеклом появился лейтенант, и баба мгновенно за­молкла.

— А-а-а… — развеселился с порога лейтенант. — Сорокина?!

Баба закивала, мелко и часто, глядя прямо на лейтенанта.

—  Сорокина! Какая встреча! — веселился лейтенант, под­ходя к столу дежурного.

Сорокина встала.

—    Сидеть! — приказал лейтенант.

Баба села и снова завыла, словно ее включили. Лейтенант все так же весело взял со стола протокол задержания и стал читать его.

—    Написал? — спросил дежурный Шлыкова. — Давай…

Он, шевеля губами, прочитал шлыковское заявление.

—  Все правильно, — сказал он хмуро. — В конце число и подпись.

—  А что теперь с ним будет? — спросил Шлыков, распи­сываясь.

— Согласно указу — до двух лет. — Дежурный положил заявление на стол. — Ну, что еще? Вы свободны.

—  Да я-то знаю, что свободен. — Шлыков еще раз огля­нулся на музыканта. Леша сидел все в той же позе с закрытыми глазами. — А вот кто за ремонт платить будет?

Лейтенант повернулся к Сорокиной. Та смолкла и встала.

—  Всё, Сорокина, — сказал ей лейтенант, — сто пятьдесят литров — это от трех до пяти, поняла?

Шлыков вышел из отделения милиции. Наступал вечер — рабочее время и для Шлыкова, и для сотрудников милиции. Машина ждала Шлыкова за углом.

Он сел в машину, потрогал рукой распухшее ухо — крови вроде бы не было. Дневная парилка спадала. Забитый под за­вязку муниципальный транспорт увозил народ из центра, но поток людей на улицах только нарастал. Шлыков ехал мед­ленно, не обращая внимания на отчаянные призывы с троту­аров. Аккуратно объехал выскочивших на мостовую людей у стоянки такси — ему надо было минут пятнадцать, чтобы прийти в себя, успокоиться и тогда уже браться за дело.

Такси-пикап выехало на Новый Арбат, тут уже гулянка шла вовсю, под такси бросались как под танк. У ресторана Шлыков остановился, выглянул из машины.

Толстый Коля был на посту — у выхода, окруженный иностранцами. Шлыков коротко просигналил, тот Ивана узнал, замахал — дело есть.

Шлыков свернул в переулок. И сразу же прямо на капот к нему упала девчонка, совсем молоденькая, лет семнадцать. А потом парень подскочил, вроде хиппи, длиннноволосый, с бородкой.

—  Шеф, на ВДНХ, умоляю, вопрос жизни и смерти!

Еще подошла одна, вся в розовом, и с ней два очкарика.

Целая компания, и все ржут, то ли пьяные, то ли просто ве­селые.

—  Ну отвезите, ну пожалуйста!

—  Все будет отрегулировано! Двойной счетчик.

— В парк! — сказал Шлыков.

А парень не отходит. Руки расставил, под Христа работает: — Не уйду с этого места. Дави, шеф! Пусть на моей могиле будет написано: «Он не хотел ехать в парк!»

И снова все ржут. Тут на Шлыкова нашло. У него для таих случаев дубинка милицейская под сиденьем лежала, удобная вещь, никаких следов.

Они еще не расчухали ничего, а он уже дубинку прихватил и из машины выскочил. Хиппи сразу в бородку с правой и дубинкой по почкам. Девка в рев, а он уже очкариков метелил. Один в стойку каратэ встал. Ничего, мы не гордые, мы по-простому, по-русски! Очки в одну сторону, сам в другую. Девкам тоже досталось. В общем, отвел душу. Как они от не­го бежали! Только хиппи этот вдруг обернулся и крикнул:

—  Фашист!

Думал, Шлыков не догонит, а Шлыков догнал. Сбил его с ног, поднял за волосы, поставил на колени:

—  Как фашист? — Шлыков дал ему по роже. — Руки по­кажи! Молотка в руках не держал. На корню продались, тва­ри! — Шлыков с мясом вырвал из джинсовой куртки вши­тый американский флаг.

—  Вадик, — заплакала розовая, — он убьет тебя…

—  Извини, — прошептал парень.

—  Ладно. — Шлыков вдруг улыбнулся, спрятал дубинку в рукав и зашагал к машине. На душе полегчало, и решение пришло само собой.

Шлыков и Леша вышли из дверей милиции вместе.

—  Что я делал? — спросил музыкант. — Голову бы отре­зал кто-нибудь… Прямо раскалывается. Драться лез?

—  Все было по полной программе. — Шлыков взял его под руку и бережно повел к такси.

—  Орал, что погоны с них сниму?

—  Обязательно.

—  И все-таки отпустили! Обаяние интеллигентного алко­голика смертельно, как укус кобры! — Он засмеялся-заклокотал и снова схватился за голову. — Жизнь за кружку пива.

—  Садись. — Шлыков распахнул дверцу. — Карета подана.

Леша плюхнулся на сиденье. Шлыков отъехал от мили­ции и завернул в первый же двор.

—  Уже приехали? — Леша с трудом разлепил глаза. Шлы­ков молча вывернул ему руку и обыскал. Нашел паспорт, су­нул себе в карман, но руку не отпускал, выворачивал все сильнее.

—  Хватит, — попросил Леша. — Мне больно.

—  Зато в ванне сидеть хорошо было! Смету составили — 457 рублей!

—  За эти деньги можешь сломать мне руку… Только по­скорей, а то тошнит.

—  Ты думал, я тебя за красивые глаза из ментовки вытас­кивал? — Шлыков наконец отпустил Лешу. — Отработаешь все до копейки.

У мебельного магазина своя биржа. Шоферы фургонов и левых грузовиков в стороне стояли и вроде скучали. А оша­левшие покупатели метались между ними, пытаясь увезти, договориться, не переплатить.

—  Мне тахту на Бауманскую, — объяснял гражданин в очках.

—  Чирик, — сказал Шлыков.

—  Что чирик?

—  Сверху червонец, и всех делов.

—  Да что вы, это же совсем близко!

Шлыков углубился в «Советский спорт».

—  Ну ладно! — сдался гражданин. — Поехали.

—  Тахта в лифт не входит. Грузчик нужен.

—  Где ж его взять? — Тот умоляюще смотрел на Шлыко­ва. — Может, вы знаете?

Шлыков вышел из машины.

— Эй, кореш! — окликнул он личность в кепке и брезентовой куртке. — Заработать хочешь?

Кореш обернулся — это был Леша.

Тахта с трудом втиснулась в подъезд, раздирая дверь могучим полированным постаментом.

— Сексодром, — с ненавистью сказал Леша. — Просто Куликово поле, а не тахта… Он что, на лошади будет по ней скакать?

Шлыков впрягся и волоком потащил тахту к лестнице.