Давид. А еще у него была фланелевая китайская рубаха. В синюю и красную клетку… Нет, серую… Не помню точно.
Хорошо утоптанная площадка перед домом. За площадкой сад. От тополя, что растет у забора, к крыльцу дома протянута веревка. На веревке висит фланелевая рубашка в крупную зеленую и серую клетку. Ветер шевелит рубаху. Она как живая поднимает то один свой рукав, то другой. То раздувается, наполнившись ветром.
Голос Давида. Хорошо помню ее на ощупь… Ощущение – мягкая. И запах…
Голос Арчила. Запах машины.
Давид. Ага. Точно. Она пахла машиной…
Во дворе, у самой кромки сада, стоит новенькая «Волга».
Давид (продолжает). Откуда она у него взялась?
Арчил. Давид, братишка, ты путаешь! Это уже было перед самой поездкой! Вспомни!
Давид. Перед самой поездкой?.. Да, тогда! Точно! Машина появилась перед самой поездкой… Выходит, так…
Арчил. Выходит, так, толстый!..
Давид. Арчил!..
Арчил. Ладно, профессор, не сердись! Дай я тебя поцелую!
На бельевой веревке сушится чужая фланелевая рубашка. Во дворе – чужая машина.
Двое мальчиков – беленький десятилетний Давид и худой черноволосый двенадцатилетний Арчил – стоят во дворе. Они только что подрались. Следы битвы слишком явные. Оба перемазаны в пыли. У Давида разбита нижняя губа. Из нее сочится кровь. Давид непрерывно сосет ее. У Арчила с мясом вырвал карман на зеленой офицерской рубашке.
Арчил. Гости приехали… Вот достанется тебе, жирный! Посмотри, что с рубашкой сделал!
Давид. Ты губу мне разбил!
Арчил. За губу тебе ничего не будет, а вот за рубашку!.. Еще гости приехали…
Мгновение, и мальчики напрягаются, как два гончих пса. Они видят, как с террасы в сад выходит Мать. Одновременно срываются с места. Бегут изо всех сил, чтобы опередить друг друга, подбежать к матери первым. Подбегают одновременно. И одновременно начинают орать.
Давид. Мамочка, мама! Он мне губу разбил – вот!
Давид оттягивает пальцами раненую и намеренно беспрерывным сосанием растравленную губу.
Арчил. Мамочка, зачем ты его слушаешь! Врет все, скотина жирная!
Давид. А! Он обзывается!..
Арчил. Рубашку мне порвал…
Мать (строгим шепотом). Так! А ну-ка, тихо оба!
Давид начинает всхлипывать.
Мать. Тихо, я сказала!.. Отец спит!..
Глаза мальчишек становятся круглыми от удивления. Челюсти отвисают. Куда девались обида и злость? Завороженно смотрят на Мать.
Арчил (шепотом). Кто?..
Давид. Кто спит, мамочка?
Мать. Отец.
И только сейчас эта парочка бандитов замечает, что мама, человек, роднее которого не было и нет, стала какой-то другой – немного чужой, красивой женщиной с загадочной светлой улыбкой на губах.
Мальчишки входят в дом. Скованные, испуганные, словно дом уже не принадлежит им в полной мере, как раньше, а, возможно, и вовсе не принадлежит. Словно они забрались в чужие владения, и в любой момент из-за угла может выскочить истинный хозяин. И что тогда? Тогда как обычно – ноги в руки и спасайся кто может.
Комната. Стол накрыт празднично. Будто Новый год наступил. Вино на столе.
Бабушка сидит за столом, подпирая голову рукой. Платок сбился набок. Из-под него торчат жидкие седые волосы. Что-то шепчет, глядя в пространство, которое никто, кроме нее, не видит. Всегда так сидит, когда доведется выпить лишний стакан вина. Однако все видит вокруг. Видит внуков. Прикладывает палец к губам, чтобы не шумели. Грозит кулаком. Получат оба, если будут шуметь.
Мамина спальня. Крохотная. Шкаф, где висят мамины платья. Зеркало- трюмо. Кровать.
На кровати лежит незнакомый мужчина. Чужое лицо. Рука свесилась из- под одеяла. На огромном правом бицепсе татуировка – обоюдоострый кинжал с крылышками.
Арчил. Такие десантники колют…
Давид. Десантники-спецназовцы.
Арчил. А то я без тебя не знаю, умник!
Сзади бесшумно подкрадывается Бабушка. Они замечают ее присутствие только тогда, когда ее сухие сильные пальцы хватают их за уши.
Давид и Арчил (хором). Ай! Пусти!
Бабушка (шепотом). Идите отсюда! Пусть спит!
Прогоняет детей. Закрывает дверь спальню. А мужчина ничего этого не видит. Он спит. Непроницаемый. Недоступный. Изваяние с синими, гладкими выбритыми щеками.
Арчил и Давид сидят за столом. Их заставили вымыться, причесаться. Заставили надеть нарядные белые рубашки, школьные черные брюки с острыми как бритва стрелками. Заставили обуться в несгибаемые школьные туфли на резиновом ходу.
Стол убран и накрыт вновь. Постелена свежая белоснежная скатерть. Разложено старое серебро. Мама и Бабушка сидят по бокам, как конвой.
И вот выходит он. Отец. Голый по пояс. Хмурый после сна. Садится за стол. Наливает себе вина, не глядя ни на кого.
Мальчики смотрят на него во все глаза.
А вот и его первый взгляд. Жесткий, пристальный, острый, как нож, брошенный из-под нависших бровей. И тут же смягчившийся. И жесткие тонкиe губы расползлись в подобие улыбки.
Отец (матери). Налей им вина.
Никаких возражений. Мать налива- вино. По полстакана каждому. Разбавляет его водой.
Отец (Арчилу и Давиду). Ну, здравствуйте.
Давид. Здравствуйте.
Арчил. Здравствуй… папа.
Отец. Выпьем.
Пьет. Медленно пьет, не спеша, одновременно следя за ними. Арчил пытается ему подражать, а Давид давится, будто пьет противное лекарство. А отцу смешно. Смеется, поставив на стол опустошенный стакан. Треплет Давида по мягким белым волосам.
Отец (Давиду). Ничего. Молодец. Вкусно?
Давид. Не очень.
Арчил. А мне понравилось. Ма, можно еще?
Отец. Хватит. Закусывайте.
По-хозяйски разрывает руками жареную курицу. Делит на всех. Маме и бабушке достаются крылышки. Давиду Арчилу ножки. Остальное берет себе, впивается крепкими зубами в куриную грудку.
Арчил. Твоя машина во дворе?
Отец. Моя.
Арчил. Прокатишь?
Отец. Конечно. Мы с вами на машине в поход поедем. Завтра.
Давид. Ух ты! Правда?
Отец. Правда. Поедем завтра утром.
Давид (матери). Правда, мам?
Мать. Правда, сынок…
Давид. Ух ты! Здорово! А рыбу будем ловить?
Отец. Конечно, если нравится…
2 коммента
Вы правы, потому что настоящий Режиссёр прав всегда. Знаю по работе в театре. Буду признателен, если что-то прочитаете из драматургии.
Надо сказать, что изменения в процессе работы над фильмом пошли на пользу. Убрали первые и последние сцены – слишком лиричные. Подсократили финал. Добавили образ вышки, как преодоление для Ивана. Если бы я читал сценарий, не посмотрев фильм, меня бы тоже резанула неестественность сцены, когда старший брат, который умеет водить машину, и заменивший погибшего отца, вдруг садится на заднее сиденье (потому что захотелось сидеть рядом с трупом отца) и учит с заднего сиденья младшего, как вести машину… Единственное, тема сундука без объяснения бандитской подоплеки в фильме осталась в подвешенном состоянии – но это и без меня, помню, десять лет назад критики ставили в упрек в обязательной программе… А так, конечно, сценарий очень мощный, лаконичный, с внутренним мотором, лучше прочитать его раза три с детальным разбором, чем десять книжек по сценарному мастерству.