Москва слезам не верит. Сценарий

– Мне проще, – отмахнулась Людмила, – Я ведь до хлебозавода
санитаркой в психбольнице работала. У меня миллион забавных историй из
жизни психов. Кое-какие термины я знаю, и, в общем, я слежу, если что в
психиатрии появляется, я почитываю. Пойми, главное – вызвать
первоначальный интерес к себе.
– Но потом же все равно раскроется, что ты никакой не психиатр и
живешь в общежитии на Водоканале, работаешь на хлебозаводе.
– А как раскроется? – спросила Людмила. – Во-первых, я могу
поссориться со своим папочкой-профессором, потом, я хочу жить отдельно от
родителей, поэтому я переселяюсь к нему. Попробуй определи – куда я езжу
на работу. А когда я ему детей нарожаю, какая разница – где я когда-то
работала,
– Нет, мне это не нравится, – заявила Катерина.
– Как хочешь. – Людмила не давила. – Я тебя представлю как свою
знакомую. Пожалуйста. Будь штамповщицей. Может, переспать с тобой и
захотят, но интереса не вызовешь. Возиться, учить тебя еще надо,
культурные навыки прививать.
– А их все равно надо прививать, – сказала Катерина. – Какая я
профессорская дочка, я всю жизнь в деревне прожила, это даже и без бинокля
видно.
– Ты не права, – не согласилась Людмила. – Человека выдают два
обстоятельства: если он неправильно ставит ударения в словах, а у тебя с
этим нормально, все-таки десятилетка, и когда задает глупые вопросы. Так
ты больше помалкивай.
– Глупых вопросов я не буду задавать, – согласилась Катерина. – Но не
буду же я молчать, если меня о чем-то спросят. Вот тут-то я и ляпну.
– И ляпай, – сказала Людмила, – Но ляпай уверенно. Это называется
точкой зрения. Все говорят – это плохо, а ты говори – нет, это хорошо!
Точка зрения! И главное-быть естественной. Вот я хамовата, правда?
– Это есть, – согласилась Катерина.
– А у них это называется эксцентричностью. На том и стою.
– А на чем мне стоять? – спросила Катерина.
– Тебе? – Людмила задумалась. – Ты должна бить в лоб.
– Как? – не поняла Катерина.
– У тебя есть особенность. Ты все слушаешь, слушаешь, а потом прямо в
лоб задаешь вопросы. И почти всегда точно. Это, я бы сказала, свойство
мужского ума. И ничего. Будь такой. Некоторым мужикам даже нравятся такие
женщины.
– Нет, – подумав, сказала Катерина, – сколько ни притворяйся, лучше,
чем есть, не будешь. Да и обманывать противно.

Гости расхаживали по гостиной, когда Людмила ввела Катерину и
представила.
– Моя младшая сестра!
Все смотрели на Катерину.
– Меня зовут Катериной, – сказала Катерина.
– Здравствуй, Кэт, – приветствовали ее.
– Не Кэт, а Катерина, – сказала Катерина.
Людмила с некоторым беспокойством следила за реакцией гостей.
– Тогда, может быть, Екатериной, чтобы было вполне официально,
народно и по правилам? – спросил ее длинноволосый парень.
– Если по правилам, то Катерина. Так у меня записано в паспорте. Отец
неделю убеждал начальника милиции, что глупо писать Екатерина, когда девку
все будут звать Катькой. Вы что хотите, чтобы я и вас неделю убеждала в
этом?
– Не хотим! – крикнули ей, – Хотим есть и пить!
Гости рассаживались за столом. Высокий молодой человек,
светловолосый, голубоглазый, модно одетый, отодвинул стул, помогая сесть
Катерине, улыбнулся ей.
– Рудольф Рачков, – представился он мимоходом и начал накладывать
Катерине салаты.
Их взгляды встретились, он был красив: элегантен, хорошо подстрижен,
совсем как с фотографии журнала мод, и Катерина вдруг опустила глаза.
Потом, как и принято на вечеринке, танцевали. Людмила – с молчаливым
молодым человеком, хоккеистом Гуриным, Катерина – с Рудольфом.
– А где вы работаете? – спрашивала Катерина.
– На телевидении.
– Это, наверно, ужасно интересно?
– Это действительно интересно, – искренне сказал Рудольф. –
Телевидение сегодня приобретает возможности неисчерпаемые. Понимаете,
всегда очень важно точно сориентироваться. Скажем, когда начиналась
авиация, надо было вовремя начать именно с авиации. Тогда авиаторы были
героями. Или атомная физика. Те, кто вовремя пришел в физику, сегодня
имеют все. Тех, кто начал заниматься космонавтикой десять лет назад, никто
не знал, сегодня их знает весь мир. Телевидение сегодня у самых истоков,
но будущее принадлежит ему.
– А вы что-нибудь кончали? – спросила Катерина.
– А кончать пока нечего, – объяснил Рудольф. – Еще никто не готовит
таких специалистов. Но у нас будет со временем все. И вообще телевидение
перевернет жизнь человека. Не будет газет, книг,
– А что же будет?
– Телевидение. Одно сплошное телевидение. Кстати, вы были на
телецентре?
– Конечно, не была.
– А приходите прямо завтра.
– А как?
– Я вам выпишу пропуск.
Рудольф встретил Катерину в проходной на Шаболовке. Это был
удивительный вечер в жизни Катерины. По коридорам шли известные дикторы и
дикторши. Две красивые, нарядные, правда не очень молодые, женщины куда-то
вели настоящего маршала.
Рудольф вел передачу Клуба веселых и находчивых – КВН. И он нашел
Катерине место в первых рядах зрителей. На сцене соревновались в
остроумии, и она все это видела… Правда, отвлекала женщина, стоящая в
углу сцены и время от времени поднимавшая плакатик с надписью
“Аплодисменты”. В это время надо было аплодировать.
Катерина видела Рудольфа за телекамерой. Он стоял в наушниках,
спокойный, элегантный, на виду у всего зала и нисколько не смущался.
Она не знала, что Рачков несколько раз предлагал режиссеру ее крупный
план и что режиссеру понравилась эта так непосредственно реагирующая
девушка. Катерина и не предполагала, что ее увидит вся страна.

Катерина ворвалась в квартиру, потрясая письмами.
– Меня видели дома по телевизору. Меня видела вся страна! – Катерина
закружилась по комнате.
– Молодец, – сказала Людмила. – Теперь остались только Америка и
Китай, и ты в полном порядке.
Растрепанная Людмила курила на диване.
– Ты представляешь, за это время я увидела столько знаменитостей, что
другой не увидит и за всю жизнь, – радовалась Катерина.
– Видеть – не проблема, – мрачно прокомментировала Людмила. – Кого
только в Москве не увидишь! Проблема – их ощущать рядом, в постели, лучше
на законном основании, со штампом и пропиской в паспорте. А моя
знаменитость, кажется, улетучивается.
– А что случилось? – спросила Катерина,
– Моего нападающего не переводят в сборную, а, наоборот, задвигают в
Челябинск. Неперспективен, предложили перейти на тренерскую работу.
– Но он же тебе делал предложение?
– Ои и сейчас делает. А может, он еще и тренер никакой? А потом, что
я буду делать в Челябинске? Тут сразу все откроется. Новое место, надо
устраиваться на работу. Санитаркой, что ли? Это тебе не Москва, там все на
виду. Ладно, Будем думать. Что у тебя?
– Сегодня он представляет меня родителям. Боюсь ужасно. А если не
понравлюсь?

Рачковы жили в новом блочном доме в двухкомнатной малогабаритной
квартире. Кроме отца и матери, был еще маленький брат, который, поев,
молча направился в другую комнату.
– А спасибо где? – спросила Рачкова-мать.
– Надоело, – буркнул мальчик.
– Что значит – надоело?