В комнате стоял полумрак. Посреди комнаты, на полу, лицом вниз, в лохматом полушубке лежал человек. Он тихо храпел, улыбаясь, раскинув ноги, зажав в руке гвоздодер. Койка его была передвинута, вся постель сбита в один угол.
На другой койке у окна сидел другой человек, лет сорока. Перед ним на тумбочке, приспособленной под слесарный стол, лежали разобранный ручной пулемет, инструменты. Над кроватью горел самодельный ночник.
— Здоров, Федор. — Игнат раздевался. — Изобрел?
— Изобрел, — ответил Федор обиженно. — Они мне конус не довели! А я с ума схожу — гильзу веером выбрасывает, а должно выдувать нежненько. А они, собаки, конус-то не довели, гильзу бьет, значит. А послезавтра комиссия!
— Петро давно лежит?
— С вечера.
— Как жрать-то охота, — Игнат, копаясь в своей тумбочке, вынул луковицу и банку консервов.
— Газу нет, вроде трубы лопнули по всему городку.
Игнат взял примус, долго возился с ним, чистил иглой, подкачивал. Примус не зажигался, наконец вспыхнул слабо и тут же разорвался бомбой. Сильное пламя ударило Игнату в лицо. Он упал, закатался по полу, сбивая с себя пламя. Федор полушубком накрыл его сверху…
Игнат, мрачный, молча сидел на табуретке, уперев руки в колени, а Федор, осматривал его лицо, бинтовал ему голову.
— Что же за сволочи этот примус делали! — выругался Игнат.
— Ничего, глаза целы, остальное ерунда.
— Жениться, что ли? — Игнат, грызя сухарь, вздохнул.
За окном свистел ветер. Где-то брехали собаки. Федор тихо возился под своим ночником. Игнат натянул одеяло по самые глаза. Где-то наверху вдруг загремели ведрами и стали ругаться.
Он проснулся поздно. За окном стоял серый буранный день. В комнате никого не было, только две аккуратно заправленные койки. Игнат, натянув штаны, прошелся по комнате, потянулся, осматривая себя в зеркале на стене. Сорвал с головы повязку и бинт с руки, выбросил в ведро. Старательно послюнил пальцем рану на плече. Достал из- под кровати новые сапоги, стал внимательно осматривать их, иногда зевая. В дверь постучали.
— Открыто! — крикнул Игнат.
Дверь открылась, и, оббивая сапоги, вошел щупленький мужик с туго набитым мешком.
— Здорово, кум Игнат, иду гадаю: дома ты иль нет? — заговорил он бодро.
— Здорово, Николай Василич! — Игнат обнял кума, отодвинул, оглядывая. — Чего тебя в город принесло, ястреба? Раздевайся!
— А ведь меня, Игнат, обокрали, — вешая тулупчик, сокрушенно заговорил кум, — нынешней осенью, так-то.
— Что украли-то?
— Да украли, — кум достал расческу, зачесывая волосы назад. — В сарае крышу разобрали. Арбузов соленых мешков шесть, значит, сало-то старое было в сундуке, но два шмата взяли. Рельсу я купил для швейлера, порезал ее на четыре куска, два куска утянули тоже да много чего украли, не упомню всего!
— Ладно, брось, — улыбнулся Игнат. — В мешке-то чего?
— А это, продал на базаре, значит, шесть гусей да вот шапок купил! — И кум, проворно развязав мешок, стал выкладывать на койку зимние шапки с черным кожаным верхом. – Двадцать шесть штук, значит.
— Да рехнулся, что ли? Куда тебе, кум?
— Э, вы здесь, в городе, не понимаете, это хорошие шапки, им сносу нет! Ну а ты как поживаешь, чего морда подрана? — говоря все это, кум достал бутылку самогона и кучу разных закусок.
Он разложил все на стуле, разлил в стаканы и, кивнув Игнату, выпил, тряся головой.
— Ешь, Игнат, ешь, всё из дома.
Игнат выпил. Кум налил тут же еще по одной и тут же снова выпил.
— Слышь-ка, Игнатий, во дворе у вас стояк от душа в снегу торчит, ничего вроде стояк, мне пригодился бы очень, а?
— Да забирай…
— Так он ничейный?
— Да забирай, он уже проржавел небось!
— Да нет, хороший стояк, очень он мне нужен, – кум быстро натянул полушубок.
— Да куда ты, Николай Василич?
— Заберу пойду, при мне пусть будет… — и кум вышел.
Игнат выпил, взял покупки, жуя, прошелся по комнате. Через окно он видел, как кум во дворе, вытащив трубу от душа, шарил еще в сугробе. Он прилег на койку, глядя на шапки, взял одну, разглядывая, бросил.
Дверь тихо открылась, и, согнувшись, держась за бок, вошел кум со стояком от душа.
— Ты чего, кум? — Игнат встал навстречу.
— Ножом ударили, — простонал кум жалобно.
— Да кто? — Игнат стащил с кума полушубок, уложил на кровать. Задрал свитер, накрыл растекающееся черное пятно полотенцем. — Да кто ударил-то?
— Да откуда ж я знаю! Спросили закурить, а сами ножом ударили, — стонал Николай Васильевич. — Не понравился, значит…
— Ах ты, черт! — Игнат, бросив кума, стал натягивать сапоги.
— Игнат, не ходи, ну их, несильно вроде… Полушубок вот жалко испортили, новый еще…
Игнат схватил из угла стальной прут, выбежал из комнаты.
На углу общежития, у сарая несколько парней. Разговаривая о чем-то, они двинулись за сарай.
Игнат, торопясь, спрятал за спину прут, крикнул уходившим парням:
— Эй, постойте, у меня чего есть, покажу!
Парни остановились, удивленно разглядывая его. Игнат подошел, выхватил прут и ударил одного парня прутом по голове.
Парень, схватившись за голову, отшатнулся.
— Ты что ж, сука, по голове бьешь!
Они кинулись на Игната. Мелькнул нож, кто-то выхватил монтировку. Игнат бился прутом.
— Сука, он мне голову прошиб! — кричал тот же парень.
От общежития бежало несколько человек, кто с чем. У одного из них слетели тапочки. И он, размахивая лыжей, бежал по снегу босой. Другой, здоровый русоволосый мужик в рубахе, не добежав десяти шагов, вскинул двустволку и, прицелясь, выстрелил. Одного из парней откинуло в сугроб. Товарищи подхватили его под руки и быстро потащили за сарай, громко ругаясь.
— Мы еще придем, суки, смотрите! — кричали они.
— Иди-иди, пока цел! — крикнул мужик с ружьем. — Жалко, я дробью стрельнул. Не тот патрон взял, надо было пулей… — сказал он мужикам, оглядывая пустой патрон.
Подъехала машина. Из нее не спеша выбрался сержант, розовощекий, усатый, с чубом из-под шапки.
— Чего у вас здесь? — спросил он, здороваясь.
— Да все нормально, кума ножом ударили! — Игнат высморкался в снег.
— Жив кум? — спросил сержант.
— Жив.
— И то ладно.
— Ничего, я их всех знаю, — сказал мужик с ружьем. — Увидимся еще.
— Смотри, Черепанов, чтобы порядок был, — сказал ему сержант, глядя куда-то в небо. — Во вторник дружина будет, помнишь? — Он отошел к машине, пнул колесо. — У тебя все дружинники пьяные.
— Это с холоду, — улыбнулся Черепанов.
— В разумных пределах. — Сержант сел в машину, и та тут же тронулась.
— Чего случилось-то, Сереж? — закричала с порога женщина в легком халатике с полотенцем вокруг головы.
Дрожа от холода, она с любопытством оглядывала двор.
— Да пошла ты, иди домой, суешься! — крикнул Черепанов. — Простынешь, дура!
— Да чего случилось-то? — не унималась женщина. — Что было, а?
Кум, голый до пояса, сидел на табурете, зажав рану тряпкой. Игнат, пропитав нитку самогоном, вставил ее в иглу. Налил стакан самогона, дал куму, Николай Васильевич выпил.
— Ну, кум, держись. Набок перегнись!
2 коммента
Вот прямо недурственно, весьма недурственно. Сейчас погляжу, что из этого вышло)
Шикарный фильм.