Переводчица перевела. Томас засмеялся, оторвался от свистульки и что-то сказал по-английски.
— Он говорит, вы его брат, — сказала переводчица.
— Сынок, — подтвердил Шлыков. — Я давно догадался. А дедушка на дереве сидел.
— Товарищ, вы здесь единственный нормальный человек. — К Шлыкову подошел чиновник, взял его под руку и вывел в коридор. — Это надо немедленно прекращать. У нас вся программа полетела.
— Сейчас, — сказал Шлыков. — Это мы быстро.
Он вошел в свою комнату. На его кровати спал мистер Симпсон. Шлыков снова вышел на кухню.
— Музыка вырывала меня из времени, — втолковывал негру Леша. — Нет, не то говорю. Если хочешь знать, на самом деле я чувствую, что именно музыка окунула меня в поток времени, но только надо понять, что время совсем не то, которое… — Томас слушал и свистел в птичку. Леша махнул рукой и повернулся к переводчице. — Скажи ему: вот моя страна. — Леша обвел кухню нетвердой рукой. — Мой народ, моя семья… Я такой же, как они, только еще хуже. Я — урод в семье.
— Не надо переводить, — сказал чиновник.
Шлыков взял Лешу за руку и повел в комнату.
— Что это такое? — он показал на кровать.
— Перебрал, — объяснил Леша. — Не держит дозу. Президент «Коламбии», между прочим. Извини, неудобно получилось. А куда мне их было деть?
— Забирай этого алкаша и черного брата тоже. Чтобы через пять минут вас здесь не было!
— Не грусти, Шлыков. Я от тебя все равно уезжаю.
— Далеко? — спросил Шлыков.
— Сначала с ними в Ленинград, потом в Штаты. — Леша потряс спящего за плечо. — Мистер Симпсон, Нью-Йорк?
— Ноу, — американец тут же проснулся. — Ферст Ленинград… Файв дэйз…
Ночью Шлыков проснулся от милицейских свистков и криков за окном. Внизу, во дворе творилось что-то невообразимое: дрались человек двести, сплошная шевелящаяся ка
ша. В свет фар нескольких милицейских машин то и дело вкатывался черный шар сцепившихся тел, мелькали бритые наголо головы. Кричал в мегафон майор с крыши ПМГ, бегали кругами милиционеры. С высоты пятого этажа все это больше походило на дурной сон или на киносъемку. На балконе в доме напротив, украшенном воздушными шариками, сгрудилась свадьба. В других окнах виднелись полуодетые поди. Наконец с жутким воем во двор въехала пожарная машина. Сверкающий водяной шнур из пушки ударил в толпу, дробя ее слитную массу на отдельные клубки, фигурки…
Шлыков вышел в коридор и столкнулся там с Нечипоренко.
— Что деется, а, Ваня? Куда ж мы так придем, я тебя спрашиваю?! — строго сказал он, сердито хлопнул дверью уборной и заперся на задвижку. — Вам бы только деньги делать, а страна пусть катится! — прокричал он изнутри.
— Ты, вохра, не сиди там до утра, не один в стране живешь! — заорал ему через дверь Шлыков.
Шлыков разложил по полкам шкафа принесенное из прачечной белье: простыни, наволочки, сорочки. Вышел на кухню. Здесь шла большая осенняя заготовка: Нечипоренко мариновал помидоры. Ряды банок, крышками вниз, стояли на столе, заваленном зеленью, чесноком, луком. В кастрюле подпрыгивали еще банки. Сам пенсионер стоял у своего шкафчика и принимал очередную порцию таблеток.
Шлыков посмотрел на включенный телевизор и вдруг увидел на экране лицо Леши. Он стоял на какой-то лестнице рядом с корреспондентом, а позади них ходили иностранные люди.
— Дед, — заорал Шлыков, — ты глянь, кого показывают!
Он подскочил к телевизору и врубил звук.
…И наши ведущие музыканты, — говорил журналист. — Мы пригласили к микрофону известного саксофониста, Алексея Селиверстова. Алексей, — обратился он к Леше, —свою новую композицию, исполненную впервые здесь, на фестивале, вы назвали «И 1953». Что скрывается за этим таинственным названием?
— Это номер ячейки в камере хранения, — ответил Леша, — означающий, что ее хозяин родился в 1953 году, как и я. Интересно. Это, так сказать… камеры хранения, — зло заговорил Леша. — Ряды серых нумерованных урн, сотни, тысячи, и в каждой заперта душа, или жизнь, или прах… Не знаю, словами мне это трудно объяснить, но я всю жизнь слышу их крики…
— Спасибо. Фестиваль проходит интересно?
— Очень.
— А ваши гастроли в Америке?
Леша пожал плечами.
— Ну что ж, позвольте пожелать и вам, и всем нашим ребятам больших успехов и скорейшего возвращения домой.
— Мерси, — улыбнулся с экрана Леша.
Затем показали чистенькие улочки какого-то городка, фестивальный зал с флагами разных стран, музыкантов на сцене, ревущих от восторга зрителей…
— В этом небольшом голландском городке, — говорил за кадром диктор, — собрались лучшие джазовые силы со всего мира, и тем приятнее высокие оценки, которые получила в местной прессе советская джазовая школа.
Шлыков вышел из кухни. Походил по комнате, потом упал на иол и стал отжиматься.
— Ты видел, что творят? — Нечипоренко встал в дверях. — Что хотят, то и делают…
Шлыков отжимался.
— Алкаш он и есть алкаш, — рассуждал пенсионер, — кому он там нужен! Это они своего тащат…
— А может, он правда гений? — сказал Шлыков.
— Чего ж ты бесишься тогда? — спросил Нечипоренко. — Чего качаешься на ночь глядя? Гений!.. Видели мы этого
гения — соплях путается. Мало, что ли, талантов в России? Нет, они своего тащат.
— Так негр же его пригласил.
— Еще надо разобраться, что это за негр. — Пенсионер задумался. — Тут дело непростое… Ну, чего, адвокат, поедешь своего дружка встречать? Может, он тебе жвачки привез?
В аэропорт Шлыков приехал заранее, пикап свой поставил так, чтобы видеть выход. Мимо не пройдет. Он вылез из машины и протер тряпкой ветровое стекло. От стоявшего впереди такси к нему подошли трое молодых откормленных в фирме.
— Спокойно, мужики, — понял их Шлыков. — Я — на мгновение, друга встречаю.
— Друга встречай, — разрешил один, — но чтоб через двадцать минут ты здесь не отсвечивал.
— О’кей, — согласился Шлыков, поглядывая на двери зала прибытия.
Появились первые пассажиры. Вот и Леша показался с каким-то хмырем, толкают перед собой тележки с чемоданами. Шлыков помахал ему рукой. Леша помахал в ответ. Шлыков улыбнулся, сел в машину и включил счетчик.
Но Леша прокатил свою тележку мимо пикапа, и вдруг Шлыков понял, что вовсе не ему махал музыкант. К ним уже бежали друзья, обнимали, целовали. На двух машинах приехали: «мерседес» и «жигули». Шлыков снова вылез из машины. Интересно, где они раньше были? Ох, какая любовь! Никак не наобнимаются… Всё, садятся… А с тротуара к нему уже опять направлялись те, трое… Тогда Шлыков сел за руль и бросил машину прямо им навстречу. Как они дернули в стороны!..
